9 января 2021 года из жизни ушел коренной уфимец, уникальный режиссер Русского академического театра драмы Михаил Рабинович. Целый  год не могли найти ему достойной замены - что о многом говорит. Такого фаната театрального дела, без малого 40 лет задававшего высокий градус и стандарт постановок на сцене обожаемого им театра, получившего при нем  статус академического, найти очень непросто. Хотя, осмелюсь признаться, что последние полтора-два года Михаил Исакович был несколько удручен всевозможными слухами, инсинуациями вокруг кресла худрука: несколько энергичных деятелей пытались примерить его на себя. Только  хватка и предприимчивость вряд ли главные качества  для Мельпомены. Сцена впускает в свои объятия лицедеев, владеющих магией,   проницательной  душой и цепким умом, - иначе перевоплощение и катарсис не случаются. Огромная силища чувств, эмоций, целый генератор энергии, подпитывающий бесконечные фантазии и самые дерзкие идеи…

 

 

И я всегда поражалась: как в этом, по-балетному  изящно сложенном человеке, вся эта мощь вмещается?! И как он сумел все богом данные таланты не растерять, а взрастить, не имея аристократических корней, да  и просто  элементарных условий, чтобы книжки по вечерам в кресле под абажуром читать, а не с фонариком под одеялом, лежа на раскладушке, едва втиснутой между шкафом и стеной. Отец погиб в августе 41-го, мать одна поднимала их с сестрой. Ида Абрамовна работала кассиром отдела мужской одежды в ЦУМе на Карла Маркса. Глядя на элегантных покупателей, она мечтала, что и ее Миша непременно станет таким же, как только окончит Уфимский авиационный институт, расположенный как раз напротив универмага, - с этим вузом мать связывала успешное будущее сына.  На техническую профессию нацеливал его и появившийся в  семье  отчим - инженер с Агрегатного завода. Хотя сам Мишутка буквально с трех лет собирал в своем дворе дома на углу Чернышевского и Аксакова ватагу ребятни и рассказывал им на ходу сочиненные байки, те, раскрыв рты, слушали, не понимая, быль это или сказка, но всегда требовали от рассказчика продолжения. «Режиссером буду!» - уверенно заявлял друзьям уже пятилетний Мишка, а те бежали домой узнать у родителей, кто такой режиссер? Взрослые только улыбались: «Интересный парень у Иды Абрамовны растет, она и сама ему книжки все время носит - видать, будет толк».

 

Отчим контролировал учебу сына и настаивал, чтобы тот налег на математику с физикой - на вступительных всякое может случиться, надо быть уверенным. А случилось то, что Рабинович единственный на потоке написал сочинение про Татьяну Ларину на пятерку, математику с физикой сдал хуже - прошел по баллам на вечерний. Чему даже обрадовался, устроился к отчиму на завод, в семье еще сестра и младший братишка подрастали, каждая копейка на счету, да и у самого студента карманные деньги впервые появились. 

 

Но самым притягательным местом в УАИ стал корпус на Пушкина, где была сцена и каждый вечер собирались ребята-музыканты институтского ВИА, там же и родился СТЭМ - студенческий театр  эстрадных миниатюр. Родился благодаря Михаилу Рабиновичу, сумевшему собрать вокруг себя талантливых и увлеченных студентов. Ректор Рыфат Мавлютов оценил творчество молодежи и поддерживал коллектив. Одобрил и нашел деньги на поездку в Болгарию - на студенческий фестиваль в Варне, откуда они вернулись триумфаторами. А потом уже вся просвещенная Уфа стремилась попасть на постановки СТЭМа, где со сцены звучала правда об уфимской жизни с легкой иронией и любовью к родному городу. Сарказм и сатира присутствовали, но в меру. Бывали спектакли и на грани фола, когда Мавлютов, вместе со всеми зрителями от души посмеявшись, после грозил ему пальчиком и предупреждал, что с огнем лучше не шутить. Рабинович соглашался.

 

Но мятежная его душа, видно, на подсознательном уровне все время искала бури. И она случилась достаточно неожиданно.  Главный стэмовец уже окончил институт, работал инженером, но сцена его не отпускала. И в 1971 году он едет в Москву и поступает в знаменитую «Щуку» в режиссерскую группу Александра Михайловича Поламишева. Рабиновичу несказанно повезло: его  учителем стал большой мастер, знающий дно жизни, - осужденный по навету на 25 лет, но через восемь лет реабилитированный. Женатому к тому времени Рабиновичу, у которого уже дочь подрастала, разрешили учиться заочно. В Уфе тоже появилась покровительница - Валентина Творогова, директор ДК РТИ (Дворец культуры завода резинотехнических изделий), где Рабиновичу позволялось ставить спектакли. Но на эту  премьеру (Рабинович был уверен, что она пройдет с триумфом!) ему удалось договориться о показе на сцене Русского драмтеатра. То был спектакль по пьесе чешского писателя Яна Отченашека  «Ромео, Джульетта и тьма». Фабула острая для своего времени: в годы фашистской оккупации чех Павел безумно влюбляется в еврейку Эстер и прячет ее от сыщиков в мастерской отца, о чем знают родители и соседи - не желая подвергать их опасности, девушка уходит из своего укрытия. Рыдания и аплодисменты оглушили тогда зал Русдрамы, надо ли говорить, как ликовал сам Рабинович?! Но на дворе - Пражская весна 1968 года! - этого молодой режиссер не учел.

 

Но буквально наутро его покровительница Валентина Творогова посоветовала Рабиновичу срочно исчезнуть из города, предупредив, что им уже интересовались люди в штатском из всем известной конторы, в любой момент за ним может подъехать воронок. И он в тот же день умчался проходящим поездом в Москву. Поламишев все  понял и довольно быстро договорился с Русским театром в Махачкале, где искали главного режиссера. Так началась «махачкалинская» ссылка. Впрочем, Рабинович и там быстро стал любимцем публики, актеров и местного бомонда - с Расулом Гамзатовым очень скоро установились доверительные дружеские отношения, стоило ему только поставить по Василию Шукшину «Энергичные люди», «До третьих петухов», «В списках не значился» Бориса Васильева. За восемь с половиной лет в Дагестане Михаил Исакович сочинил 21 спектакль, на его премьеры съезжались театральные критики не только со всего Кавказа, но и из Москвы - всегда аншлаг!

 

А в 1983 году в Уфе умерла мама Ида Абрамовна, которую Михаил всю жизнь боготворил. Ведь она, мечтая вырастить сына крупным ученым или инженером, первым делом отвела его в драмкружок во Дворце пионеров - чтобы на улице без дела не болтался. И на протяжении всей жизни мудрая мама была ему учителем и наставником, ему, а потом и невестке Галине, которую обучила всем секретам еврейской кухни.  Сын тяжело перенес уход матери и корил себя за то, что не вырвался к ней раньше из Махачкалы. Как бы то ни было, в Дагестан он решил не возвращаться.

 

Пришел к директору Русдрамы Вячеславу Стрижевскому и предложил поставить спектакль «Пять романсов в старом доме» по очень популярному в те годы драматургу Владимиру Арро. Они приятельствовали давно - еще со СТЭМа, куда постоянно захаживал фотокор «Ленинца» Слава Стрижевский - он же для своих  Стриж. Остепенившийся к тому времени директор прекрасно знал, что в обкоме свободолюбивого Рабиновича не забыли, а курирующий театры Ахняф Дильмухаметов, мягко говоря, его на дух не выносил. Зато другой обкомовский начальник - третий секретарь по идеологии Тагир Ахунзянов тандем поддержал. Премьера прошла с аншлагом, и Рабиновичу позволили остаться в Уфе в Русском театре. Через год в 1984 году он стал главным режиссером театра, получившего уже статус академического, а в 1998 году с приходом моды на худруков и Рабинович получил этот статус.  Даже в самые «талонные» годы, когда люди не получали месяцами зарплату и каждый день ломали голову «чем накормить семью», - зрительный зал ГАТД  не пустовал, сюда как раз шли, чтобы обрести силу духа, выйти из депрессии и по-иному оценить происходящее в стране, - постановки Рабиновича замечательно справлялись с этой задачей. Чеховский «Вишневый сад», выпущенный в лихие 90-е, стал отражением происходящего вокруг, а «Эшелон» по Михаилу Рощину открывал запретную до недавнего времени правду о страданиях людей в эвакуации. «Дядя Ваня», «Матросская тишина», «Самоубийцы» - зрители приходили на эти постановки по несколько раз, сравнивая уфимские версии спектаклей с тем, что видели в Москве и Питере, - наши нередко превосходили столичные!

 

В 1992 году Михаил Исакович набрал свой первый курс студентов Уфимской академии искусств. Из 24 первокурсников до диплома дошла лишь половина - халтура с Рабиновичем не проходила. Со своими первыми учениками он поставил «Касатку» по Алексею Толстому. А триумфальная «Ваша сестра и пленница» после показа на Днях Башкортостана в Москве стала еще одной чарующей самого взыскательного зрителя  визиткой театра. Рабинович не был нарциссом, замыкающим весь репертуар на себя. С удовольствием предоставлял возможность проявить свои таланты приглашенным режиссерам. Приветствовал приход в труппу молодых актеров. 

 

Мне не раз доводилось бывать в кабинете Михаила Исаковича. И пить чай в его уютной театральной кухоньке, где он любил угощать гостей припасенными вкусностями, но сам обычно ничего не ел и не пил, а только с жаром разговаривал, наслаждаясь общением и обсуждением самых разных проблем из мира искусства и литературы. Слышала, что любящие театр состоятельные люди не раз предлагали худруку отремонтировать его кабинет: достаточно архаично смотрелась стенка, сделанная много лет назад из полированных досок, но и она ему была дорога, как и старомодные люстры, обивка стен, подставки для цветов - он никогда не стремился соответствовать модным тенденциям, к броской упаковке, его всегда волновало только качественное содержание - и эту высокую планку творчества он держал до конца.